«Появилась, то и дело кланяясь, депутация из четырех восточного вида человечков с папками и картинами под мышкой. Они представились: Марсель Янко — художник, Тристан Тцара, Жорж Янко и еще один господин, имя которого я забыл. Случайно с нами оказался Арп, и мы без долгих слов обо всем договорились. Очень скоро шикарные «Архангелы» Янко уже висели рядом с другими замечательными вещами, а Тцара в тот же вечер прочитал несколько старомодные стихи, которые он изящным движением доставал из карманов пиджака.» — Так писал в своих воспоминаниях Хуго Балль
«Мы производили адский шум. Публика вокруг орет, хохочет и всплескивает руками. Мы отвечаем на это влюбленными вздохами, громким рыганием, стихами, криками «му-му» и «мяу-мяу» средневековых брюитистов. Тцара подрагивает задницей, словно восточная танцовщица, исполняющая танец живота, Янко играет на невидимой скрипке и кланяется до земли. Эмма Хеннингс с лицом Мадонны пытается сделать шпагат.
Зал заполнен журчащей толпой из примерно пятидесяти местных буржуа, туристов, студентов, демонстративно курящих длинные глиняные трубки, проституток, шпионов и разного рода богемы.» — пишет Грейл Маркус.
Часам к десяти вечера к футуристам стекалась публика. Приходили завсегдатаи: владелец кинематографического ателье Дранков, Филиппов, друг и издатель Маяковского, режиссер А. О. Гавронский, Ф. Я. Долидзе, устроитель вечеров и выступлений поэтов, покойный В. Е. Ермилов, журналисты Д. Полковников, Н. А. Равич и многие другие… Сходились поэты, приходила публика и, наконец, около одиннадцати появлялись и сами «киты». Никакой официальной программы обычно не было, попросту решали в директорской, что публики достаточно, можно начать выступления и Гольцшмидт отправлялся на эстраду поучать «опрощению жизни». — Николай Захаров-Мэнский «Как поэты вышли на улицу»
«После улицы, где гулял холодный ветер, эта библиотека с большой печкой, столами и книжными полками, с новыми книгами в витрине и фотографиями известных писателей, живых и умерших, казалась особенно теплой и уютной. Все фотографии были похожи на любительские, и даже умершие писатели выглядели так, словно еще жили.
У нее (Сильвии) были красивые ноги, она была добросердечна, весела, любознательна и любила шутить и болтать. И лучше неё ко мне никто никогда не относился.» — Эрнест Хемингуэй, «Праздник, который всегда с тобой»